Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны
Я спросил у Захарченко — помнит ли он какие-то самые нелепые случаи мародёрства?
— В Славянске сняли… кованые ворота. А что — хорошая же вещь. И почтой отправили домой, представляешь? Документально зафиксированный случай.
А из одного дома вынесли даже унитазы. И мне хозяин дома сказал: «Я, — говорит, — понимаю, зачем они унесли их. Они моют унитазы в Европе — и для того, чтобы не терять навыков, должны постоянно тренироваться. Но вот зачем они кафель сорвали с кухни, этого я понять не могу». Это в Песках было. Приехали в зону АТО — и драят унитазы. За смену нужно выдраить сто штук. Могу себе это представить… Снимали памятники с могил, забирали микроволновки, утюги, подушки, бельё — у них же это называется «секонд-хенд». Жене муж привёз норковую шубу, золото… «Это я, говорит, в секонд-хенде купил в Донецке».
Ещё был случай, когда мне хозяин одного разграбленного дома рассказывал — причём мужик, который сразу признался, что «болеет» за Киев и против «сепаратистов», его два раза грабили — сначала «наши», казаки, а потом «укропы». «Ты знаешь, говорит, что "ваши" взяли? Сняли две картины, камеры видеонаблюдения и три тома Дюма забрали. И всё! А когда пришли "наши", ну, то есть, с украинской стороны, они вымели всю квартиру, включая паласы, посуду, бельё, детские игрушки и обувь».
Отношение украинской власти к своим силовикам и боевикам — другой вопрос, заслуживающий детального разговора; а лучше суда, и суд этот должен произойти в Киеве.
Впервые, помню, эту тему поднял Виктор Яценко: развивая свою мысль о нынешнем состоянии украинской государственности, он вдруг вышел на совсем неожиданную тему
— Украина — богатая страна, — говорил Яценко. — Но вместо того, чтобы хоть что-то сделать, они только воруют и делают ритуальные жертвоприношения. В жертву они приносят своих же бойцов. Помню, как они шли в Шахтёрске между двух высот и сколько их там поубивали. Тогда за восемь часов была убита тысяча человек! Я это видел собственными глазами!
Спорить с Яценко я не стал, но подумал, что трагедия в Шахтёрске — всего лишь следствие бездарности украинских военачальников.
Однако спустя некоторое время судьба свела меня с одним из ополченских командиров, который считал, что по поводу этой темы давно пора звонить во все колокола. В ряде случаев, утверждал он, украинская власть сознательно гонит на убой те или иные подразделения. И более того: эти случаи конкретно называл.
(Он воевал год — и в ДНР, и в ЛНР, был дважды контужен в боях, и опыт имел отменный.)
— Для начала, — рассказал он мне, — стоит вспомнить, что в большинстве наступательных штурмовых операций принимали участие бойцы «Правого сектора». Штурм — это самый опасный вид мероприятий сухопутных войск.
Пример: бой 12 мая 2014 года у посёлка Карловка, где была устроена засада на колонну батальона «Донбасс» — его нам «слили» прямо из Киева, по звонку. Потери батальона «Донбасс» по одним оценкам были свыше 90 человек, по другим — более 270. Идентичная история: в июне 2014 года под Луганском уничтожена колонна батальона «Айдар», потери — более 50 человек.
В обоих боях я лично принимал участие.
Штурм Саур-Могилы силами нацбатальонов — та же история, потерь было запредельно много, и по большей части они были бессмысленны.
Далее: Иловайский и Изваринский котлы. (Мы с моим отрядом захлопнули Изваринский котел, заняли две стратегические высоты и осуществили зачистку Власовки, Никифоровки и Королёвки.) В обоих случаях отношение кличному составу со стороны украинской власти не просто преступное, а — осмысленно преступное.
Да взять даже распиаренных в СМИ Украины «киборгов» в Донецком аэропорту — их туда «сливали», отправляли на убой в никому уже не нужный, окруженный с трёх сторон опорный пункт — погибших до сих пор под завалами находят!
Штурм Широкино и последующее удержание — за тот период батальоны «Азов» и «Донбасс» были два раза выведены на перегруппировку по причине больших потерь.
Я называю лишь известные лично мне или очевидные всем случаи: уверен, их было многократно больше.
…разбирать отсюда, из России, механизм всех вышеперечисленных и не названных трагедий крайне сложно — понять, где предательство, а где халатность, а где и первое, и второе, и какие-то ещё, не учтённые нами факторы, — мы не можем. Но в любом случае показательно, что о прямом сливе «правосеков» и прочих, зарытых по всему Донбассу «киборгов», кричат сами же ополченцы.
Яценко (с вовсе несвойственным ему пафосом) сказал, после того как изложил суть бойни в Шахтёрске: «Увидев, как они относятся к своим же — я понял, что нахожусь на стороне добра».
Те украинцы, которых власть в очередной раз оставила умирать под Дебальцево, должны были бы, по доброму разумению, сделать вывод, что они находятся на какой-то иной стороне. Ну, ей-богу. Нельзя же так долго прощать то, что прощения не заслуживает.
Тема, так или иначе стыкующаяся с поднятой выше: поставки в отдельные украинские подразделения психотропных средств.
Скрывать нечего: в течение многочисленных донбасских командировок в первый год войны я не раз видел ополченцев, которые в тех или иных ситуациях позволяли себе алкоголь; и сам с ними выпивал.
Но с того момента, когда армии ДНР и ЛНР уже сформировались официально, во всякий свой заезд на «передок» я наблюдал действие тотального сухого закона.
И уж тем более, зная, пожалуй, сотню ополченцев лично, я не помню ни одного случая, когда речь бы зашла об употреблении ими наркотиков.
Вместе с тем свидетельств, когда на оставленных добровольческими батальонами позициях обнаруживают те или иные наркотики — уже слишком много, чтобы считать их выдумкой.
Рассказов о столкновениях с бойцами добровольческих батальонов, находившихся в состоянии явной неадекватности, — тоже более чем достаточно.
Не ставя себе целью обобщить и систематизировать избыточную и разнородную информацию, сошлюсь на прямую речь всего лишь нескольких ополченцев: каждый из них начинал с рядовой должности и затем дорастал до командира.
— Ещё только когда всё начиналось, — рассказывает первый из моих собеседников, — мне пацаны с Карловки звонили и говорили, что противник долбится чем-то серьёзным: потому что бежит даже после попаданий в броник и в ноги по мясу.
Бойцы с Петровской комендатуры говорили: брали с батальона «Азова» в плен бойцов — одни и те же синдромы: вообще не чувствуют боль дня два-три, а потом начинаются жёсткие отходники.
Ещё бывало такое: когда диверсантов чем-то обкалывают и дают вводную — таких торпед засылали в город под видом гражданских. Но беда в том, что они сильно палевные. Последний раз двое таких пассажиров пытались ворваться с гранатами в маршрутку, полную людьми на «Текстиле» (район Донецка) — минувшей зимой. Сейчас такого меньше: в город сложно попасть.
Из личного опыта помню следующее. В Иловайске те штурмовые группы, что от нас огребли, тоже явно долбились. Я был в местах их расположения: в метрах ста-двухстах от нас лежал «Буторфанол» и антишоковые препараты, а вот в метрах шестистах — шприцы пятикубовые; и ещё я обратил внимание, что очень много было там по посадке обёрток от шоколада. Как будто они в посадку уходили обжираться сладким!
А потом у нас был случай: один из наших вновь прибывших бойцов ушёл сильно в неадекват: хотел с деревянного автомата стрелять и видел, как «Грады» на Симферополь летят. У нас такое впервые было — мы его отвезли на штаб, — а там Боня (женщина, командир разведдиверсионной группы) сразу сказала, что парень явно попользовался тем, что осталось после «Азова»: снова те же симптомы, и он тоже только сладкое жрал, и воду пил непрестанно. От сладкого вроде бы держит дольше: до недели.
В общем, когда его отпустило, он признался, что у пленных отобрал наркоту.
Когда я воевал в Донецком аэропорту — там тоже находил шприцы, но уже не так много, как в Иловайске. Их легко определить, медицинские они или с «ширкой»: если рядом ампулы — то значит нормально, а если просто шприц и ещё кровь в остатке, то… понятно что. В девяностые я такого в подъездах и на чердаках, где тусили наркоманы, повидал.
— Ещё июне-июле 2014 года, когда Луганск был окружён, — рассказывает другой мой собеседник, — было несколько случаев наступлений на позиции ополчения в полный рост. С учётом того, что военного смысла такие атаки не имели ровным счётом никакого, то ополченцам сразу стало ясно, что боевики «добровольческих» батальонов и нацгвардии ходят в атаки «обдолбанными»: употребляют какие-то вещества, которые подавляют чувство страха и делают их совсем неадекватными.
Позже, когда войска хунты удалось отбросить от Луганска, в местах, где ранее располагались различные их подразделения, мы не раз находили следы явного употребления обычных наркотических средств. Так было, например, в помещениях освобождённого от батальона «Айдар» гольф-клуба под Луганском, и в домах села Шишково Славяносербского района ЛНР, где базировалось одно из подразделений ВСУ… По-моему, это всё давно ни для кого не секрет?